Автор сегодняшнего материала юнкор газеты «Курганинские известия»- учащаяся 8 класса СОШ № 18 им. Ф. П. Мануйлова пос. Высокий Виктория Шорохова, призер регионального этапа Всероссийского конкурса сочинений «Без срока давности».
Дорогой памяти
…Дорога свернула с асфальтированного шоссе на пыльный шлях, мы едем среди бескрайних кубанских полей, машина поднимается на небольшой холм, перед нами степной хуторок с таким звучным названием – Хлебодаровский. Все три небольшие улочки хуторка - как на ладони. Здесь жила семья моего прадеда - Шорохова Якова Ивановича. Мы хотим пройти тем путем, которым когда-то прошел мой родственник. Медленно проезжаем по улицам, совсем мало людей, хуторок вымирает, а когда-то был колхоз, шумела молодежь на коротких улицах, выходящих прямо в пшеничное поле. Обычные люди, обычное место. Здесь в 1908 году родился мой прадед, здесь бегал по мягкой пыли, взрывая ее ногами, белоголовый пацан Яшка, с детства отличавшийся завидной силой. Издалека и как-то глухо в этот укромный уголок доходили вести. 1914 год - мальчик еще мал, но слезы в семье помнит: кто- то из родственников погиб на фронте.
История ведь не обходит ни одной семьи. Какие бы катаклизмы ни сотрясали мир, волны от них расходятся далеко, задевая практически каждого человека. Непонятная революция запомнилась криками и шумом хуторян на площади около небольшой часовенки, сейчас от нее нет и следа. Гражданская война докатилась и сюда, в захолустье. Белые – красные, красные – белые; погреб не закрывается – туда горохом сыплются дети. И опять судьба не обошла семью Якова. В ближайшей посадке найдено тело родного дяди - тихого и безобидного мужичка, который возвращался с рынка, да вот не доехал. Каким лихим людям попался на пути – неизвестно.
Цепкий и смышленый мальчик был замечен в школе, жаркие споры первых комсомольцев в клубе, секретарь комсомольской ячейки – Яков Шорохов, уже не Яшка, а иногда и Яков Иванович. Молодой и сильный парень работал молотобойцем в колхозе, весьма ценная и уважаемая профессия по тем временам. Скромная, но веселая свадьба на разукрашенных лошадях пронеслась по всем улицам Хлебодаровки. Работа, семья, дети. Обычная семья, обычная жизнь.
Сельское кладбище Хлебодаровки, заросшее кустами сирени, травой, много заброшенных и неухоженных могил. Мы не разыскиваем своих, знаем, что за столько лет ничего не осталось (семья выехала отсюда очень давно). А могилы прадеда здесь нет, ее нет нигде. Где тот холмик, тот кусочек земли, где покоится предок, почему нет тропки, нет ни единого следочка, некуда принести цветы, скорбно поклониться? Потому и нет, что в годы войны пропал мой прадед без вести.
Июнь 41 года…
Где-то на границе война, но и сюда докатился ее гул. Каждый день кто- то уходит на фронт, с тихой станции городишка отправляются эшелоны на запад. Якова пока не брали, у него была бронь. Жена Дарья втихомолку радовалась: «Дома…». Да только не мог он усидеть дома, втайне от семьи ездил в военкомат. И вот в августе 1941 года он уходил добровольцем на фронт. Семья проводила его до околицы, остановилась на взгорке, с которого хорошо виден хутор. Вскочил красноармеец на повозку, едущую в город, только раз оглянулся: вот они, его родные, жена и трое детей, жмущихся к ногам матери, младшему было всего четыре года. Слабо махнул рукой, удерживая в груди слезы и рвущуюся горечь. Обычный солдат, обычная судьба защитника Родины.
А дальше наш путь лежит на запад, как когда-то и прадед ехал в эшелоне в часть.
Голубая линия. Когда я слышала это название, мне представлялась она какой-то полноводной рекой, которая на карте значится синим извивом. Какие укрепления возвели на этой земле немцы, чтобы осуществить свои замыслы! Вот здесь и пришлось хлебнуть лишений Якову сполна. Письма прадед писал редко, не хотел волновать, зная, что жизнь семьи тяжела. В боях за Ейск он был награжден медалью, о чем вскользь написал своим. Военное «счастье» берегло солдата, в тех жарких боях на лиманах он не был даже ранен. Только упомянул однажды, что чиркнула пуля, сорвала с локтя лоскуток кожи, что и в медсанбат не пришлось обращаться, да так ли это было, кто его знает.
А дома молились и ждали…
Каждый вечер жители хутора встречали почтальона, желанный и то же время ненавидимый, вот он показался в конце улицы, бабы исподтишка из-за плетней следили за тем, к какому же дому он повернет, едва дыша, медлили вскрывать треугольники.
Не минул почтальон и дома Шороховых. Дрожащими руками развернула Дарья письмо, официальная бумага бросилась в глаза, слезы хлынули ручьем, долго всматривалась и никак не могла прочитать: «…пропал без вести», отпустило на мгновение: все-таки жив. И надежда затопила сердце, может, живой, может, тяжело ранен и потерял память. А все-таки страшные это слова - «пропал без вести». Он не умер, он где-то есть, и в то же время выхода нет, где искать – без вести, без единой весточки о дорогом человеке. Да были чудеса и в войну (а иначе как это назвать), и после: возвращались солдатики домой. Поиски семьи результатов не дали: нет ни среди мертвых, ни среди живых. Слезы выплаканы, осиротевшие дети жмутся к матери, надо жить и поднимать их на ноги.
А через пять лет вдруг в Хлебодаровку приехал человек, в старой солдатской одежде, прихрамывал, опирался на палочку, разыскивал дом Шороховых. О себе он не говорил, но рассказал, что был сослуживцем Якова, видел, как тот погиб. И все, оборвалась ниточка, ждать не стоит, нет отца и кормильца, не надо ходить на холм и смотреть до рези в глазах на дорогу.
Неширокая, но глубокая речонка в Крымском районе, камыши, плавни. Мы стоим у кромки воды. Ни ветерка, ни ряби на гладкой поверхности, только бежит солнечная дорожка по воде, слепит глаза, то ли это слезы мешают смотреть. Из камышей видно нос лодки, рыбак погружен в свое занятие. Такая мирная картина. А мое воображение рисует другое. Нет, солнце светило так же ярко, май 1943-го, ожесточенные бои здесь, на речках и плавнях. Сыплется пехота на бережок речушки, надо переправиться, углубиться, укрепиться. Перескочил бы враз эту водную преграду, да только простреливается она вдоль и поперек. Вот еще один рывок, вот совсем рядом берег. Но была в полете уже пуля, настигла прадеда, впилась в него, и захлебнулся он холодной майской водичкой, розовато окрасилась волна. И без вскрика, без стона пошел солдатик на дно, не успев добежать, не успев дожить, не успев долюбить. Об этом и рассказал сослуживец Якова, упомянул, что и сам был тяжело ранен в тот раз, но выжил.
Шли годы, жила семья, и не было у нее памятного места об отце: нет могилы, нет холмика, где можно припасть к земле, заплакать, запричитать и поведать, как тяжело, трудно одной расти детей.
Мало что осталось от деда в семье, с годами затерлась бумажка с теми страшными словами. Запросы не давали результатов. Пропавших без вести были тысячи, судьба прадеда Якова обычна для тех страшных лет. Но душа не мирится с потерями, а память заставляет упорно искать хоть какие-то сведения.
В ОБД «Мемориал» строчка с теми же словами: «Пропал без вести в мае 1943 г.». В Крымске, куда мы приехали, пытаясь пройти по следам прадеда, мы стоим у обелиска, венчающего братскую могилу, где нашли покой более пяти тысяч солдат, они обозначены поименно, а двое захоронены как неопознанные, а вдруг один из них мой прадед? И скромные цветы, которые я кладу на могилу, они всем погибшим, моему прадеду, нет, он не пропал без вести, он погиб, защищая нашу землю. Не может пропасть без вести тот, о ком помнят, вздыхают и кого ищут.
В городе Лабинске Мемориальный комплекс был обновлен и открыт к 70-летию Победы, он всем тем, кто погиб, не вернулся, похоронен в других местах, пропал без вести, это их общая могила, они здесь, на своей земле, увековечены, здесь обрели покой. Я смотрю на мраморную плиту, где высечено имя прадеда, шепчу: «Я помню, я горжусь…».