Накануне Дня сапожника, который отмечается сегодня, 26 ноября, обувных дел мастер рассказал о том, как до храма, барабана и «ленты» дошел...
Аркадий Авакян знает три языка, играет в городском духовом оркестре, чинит обувь и молится. В прошлом году за «ленту» он шел не только с автоматом: прихватил крючки и нитки - берцы парням чинить.
Не так давно починял Аркадий и мои кроссы. Где они только ни бывали, чего только ни видали. Носки стерлись до дыр. Глядя на них, другой мастер махнул бы рукой, Аркадий - наложил латки.
Еще недавно моего собеседника можно было узнать по бороде, пальто, шляпе и начищенным туфлям. «Заноябрило». Туфли по-прежнему начищены. А вот шляпу городской сапожник сменил на овчинную шапку, плащ – на куртку. В мастерской его ждут войлочные сапоги - бурки. Каморка под лестницей не отапливается.
- Придут настоящие морозы, поставлю электрическую батарею, - говорит он. - Пока руки слушаются - можно потерпеть.
На шкафу с инструментами – православный календарь. За работой Аркадий слушает «Евангелие дня», проповеди Силуана Афонского, Игнатия Брянчанинова, Тихона Задонского.
Колея-судьба
Каждое буднее утро нашего городского сапожника начинается с получасовой поездки: до сапожной мастерской добирается междугородным автобусом. Посадка – остановка в адыгейском поселке Майский, курганинцам он больше известен как Элит. Время отправления – 06:50. Некоторые из нас в этот час завтракают, иные - только просыпаются.
Говорят, чтобы понять человека, знать, где спотыкался, бежал или медлил, его дорогу жизни нужно пройти отнюдь не в своих ботинках. Путь Аркадия - с ухабами. На другой берег Лабы тоже привели непростые обстоятельства.
- Было время – делал ставку не на тот барабан, - признается он. - В детстве видел «одноруких бандитов» только в кино: влекли яркие картинки, мигающие огни. Во взрослой жизни до того заигрался, что расплачиваться пришлось курганинским домом. Остатка денег едва хватило на покупку жилища в поселке Майском.
Не каждый смог бы признаться в слабости. Аркадий - смог. А его жена была рядом – принимала, любила, как могла, поддерживала.
В Майском дорога привела Аркадия к храму. Должно быть, неслучайно их с Ольгой дом оказался на одной улице с церковью иконы Божией Матери «Знамение».
- Прихожанином знаменской церкви стал не сразу, - продолжает свой рассказ Аркадий. - Раз зашел свечу поставить, два. Потом службу отстоял. Потом крестился. В тот же год обвенчались.
Кукситься некогда
Первый сапожный киоск Аркадия простоял на улице Матросова лет двадцать. В Майском он работал на дому. Когда в Курганинске, на улице Комсомольской, закрылся киоск «Роспечати» – вернулся в город. Работать под звон колоколов Вознесенского храма довелось недолго: не так давно на том месте установили входную инсталляцию «Парка историй».
Сейчас дверь мастерской Аркадия выходит на городскую аллею с речкой Куксой.
Мастеру кукситься некогда: за время нашего разговора заказчики переступали порог не раз: забрали отремонтированный детский сапожок – с его молнии «сбегал» бегунок, и женские полусапожки с новыми каблуками, принесли четыре пары обуви с оторванными набойками и школьный рюкзак. Парень забежал за рабочими берцами с литым носом. Заказ пока не готов: Аркадий думает, как починить непочиняемое. Лямку рюкзака пришил при мне. А еще вырезал и прибил набойки, подготовил основу для новой подошвы на чуни.
И была труба, и играл на танцах
Были ли в роду сапожники, мой собеседник точно не знает. Воспитывала его семья сводного брата отца. Приемные родители настояли на учебе в музыкальной школе. Аркаша по-честному отыграл пять лет на пианино. Подростком, наравне со взрослыми, трубил в совхозном оркестре.
- Из армии я возвращался не в наш азербайджанский поселок Караеры, поезд вез на Кубань, - вспоминает Аркадий. – К тому времени родители переехали в Курганинск.
Первую работу мой собеседник нашел во Дворце культуры. Пришел в духовой оркестр, спросил: «Возьмете?». Взяли трубачом. Потом и в эстрадном оркестре играл, на танцах.
Десять лет назад трубу Аркадий отложил. Но из оркестра не ушел.
- Дудеть не могу - зубы инструмент не держат. Пошел в барабанщики, - говорит он.
К слову, барабан - инструмент непростой: сбился барабанщик с ритма – «рассыпается» весь оркестр.
Руку набил не сразу
Ремонтом обуви Аркадий занялся в 90-х, чтобы иметь живую копейку. Учился у земляка приемного отца.
На первых порах выматывала прошивка обуви.
- За день набиралось пар пять оторванных подошв, - вспоминает он. – Пришить все пять на работе не успевал. Брал домой. К ночи крючка в руках не чувствовал. Руку набил – стало легче.
Подбивка подошвы коваными гвоздиками-малютками тоже оказалось делом непростым: вогнать стержень в подошву туфли мало, важно попасть в «лапу». Промахнулся – гвоздь не загнется, будет колоть ногу.
Многим рабочим инструментам моего собеседника - больше тридцати лет. Среди крючков есть особый – кустарный, для потайных швов.
- Нож должен быть острым, тогда не порежешься, - говорит Аркадий, показывая гладкий речной окатыш, им он наводит нож после заточки.
Галька – с Лабы. Таким же камнем, только с другой речки, пользовался отец.
Рассуждая о жизненном пути, мой собеседник неожиданно для себя понимает: обувное дело в его судьбе появилось неспроста. В детстве ему нравилось бывать в обувной артели кировобадского дяди (город Кировобад в наши дни - Гянджа). Особенно запомнился аромат клея, что приятно щекотал нос. А еще ему нравилось захаживать к сельскому сапожнику.
- Отец был столяром-плотником, мотался по Советскому Союзу, строил дома и фермы. У меня всегда была хорошая обувь. Но и она нет-нет требовала ремонта, - рассказывает он. - Я носил ее дяде Тофику. Как сейчас помню его киоск над речкой. Гостил не только по делу – бывало, захаживал просто поздороваться. Нравилось мне у него.
К армейским берцам притерся быстро
В октябре прошлого года Аркадий подписал контракт и ушел в добровольческий отряд «БАРС-2».
На вопрос, что сподвигло пересечь «ленту», мой собеседник отшучивается:
- Хотел посмотреть на Донбасс. Съездил - посмотрел.
На самом деле, выезжая с духовым оркестром на похороны «двухсотых» - мальчишек, погибших на передовой, Аркадий испытывал муки совести: как так - молодые парни гибнут, а он, с записью в военном билете «сапер», в барабан бьет да сапоги латает.
Донбасс Аркадий увидел на Бахмутском направлении. Как все, получил обмундирование, автомат, гранаты, личный позывной. Бойца с фамилией Авакян можно было бы звать «Авагом», что в переводе с армянского - «самый старый».
- Из Майского? Будешь Маем, - сказали сослуживцы.
Аркадий не возражал.
- Стрелять не довелось, - признается он. - Стариков на первую линию не отправляли. Минировать, разминировать – тоже. Моим делом было разгрузить, загрузить, доставить. Квартировались в заброшенной деревне, в трех километрах от линии соприкосновения. За три месяца поменял три жилища. Бомбили: одну хату разбомбят – в другую переходим. Спасали глубокие погреба с бетонными перекрытиями. Во время прилетов молился. На ум приходило одно: «Господи, помилуй!».
К армейским берцам наш земляк притерся быстро. Главное, говорит он, чтобы размер подошел: давят, болтаются – снимай или готовься к мозолям.
Если на курок автомата Аркадий нажимал только на полигоне, то сапожные нитки и крючки сослужили хорошую службу: прошил парням не одну пару берц.
...Вот такая история. А вообще, наш разговор начался не с труб, барабанов, сапог и ботинок.
Имя Аркадий в переносном значении означает «пастух». В начале беседы поинтересовалась, смог бы мой собеседник пасти стада, и он ответил:
- Вести отару в горы, как и ремонтировать обувь - непросто. Всякому делу нужно учиться. Сложись судьба иначе – да, хотел бы.
За время нашего разговора заказчики переступали порог обувной мастерской Аркадия не раз: забрали отремонтированный детский сапожок – с его молнии «сбегал» бегунок, и женские полусапожки с новыми каблуками, принесли четыре пары обуви с оторванными набойками и школьный рюкзак.
