Первый день войны Михаил Харитонов встретил в хромовых сапогах, при сержантских погонах
Его фронтовой путь был недолог - оборона Киева, окружение, ранение. Дальше - плен, перевод из одного лагеря военнопленных в другой, освобождение, фильтрационный лагерь, вердикт - «Проверку прошел успешно», возвращение к мирной жизни. Он не писал мемуаров – страницы биографии хранит учетное дело № 4789.
Михаил, его младшие братья Василий и Петр воспитывались на рассказах отца-чапаевца. Все трое знали, каково это - идти в бой с шашкой наголо. Когда 21-летний Михаил, получив от райвоенкомата отказ в призыве на военную службу, сделал ход конем и написал заявление в крайвоенкомат, домашние не удивились.
В краевой столице доводы михайловца Харитонова рассмотрели, в том, что родственники матери, уроженки белорусских Барановичей, проживают в Польше, ничего предосудительного не нашли.
В феврале 1940 года Михаил принял присягу на плацу 746-го полка, дислоцирующегося в Ворошиловске (в наши дни город Ставрополь).
Напали без объявления войны
Михаил доверие военкома оправдывал - службу нес исправно: с отличием окончил полковую школу, при ней обучал курсантов.
22 июня 1941 года вместе с командирами и сослуживцами младший сержант Харитонов услышал по радио объявление Молотова о нападении Германии на Страну Советов.
«...Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас...» - в тот день эти слова, произнесенные народным комиссаром иностранных дел СССР, впечатались в сознание каждого соотечественника. Города Киев и Житомир во фронтовой судьбе Михаила Харитонова стали знаковыми: уже в июле, командуя взводом стрелковой роты, он оборонял Киев. Житомир обозначился на карте жизни тремя месяцами позже.
Киевский котел и прошитый разрывными пулями бок
В августе 1941 года боевой путь Михаила пролегал в строю
713-го стрелкового полка: в его рядах взвод командира Харитонова прикрывал направление на Горностайполь и днепровскую переправу. Основная задача была выполнена - дивизия отошла за реку, заняла позиции в районе Сваромье - Чернин. Правда, долго удерживать берег Днепра не вышло: в середине сентября немецкие войска сомкнули кольцо.
Из Киевского котла тяжелораненого младшего сержанта Харитонова вынесли солдаты. Дальше - полковой медсанбат, планы подлатать
разорванный бок, прострелянную руку - и снова в бой. Вышло иначе: во время эвакуации полевого госпиталя в Харьков враг настиг колонну. Дело было в районе села Борщовка. Ходячие раненые по мере сил отступали. Михаила укрыли в стоге сена. Там его и обнаружила вражеская группа зачистки.
Остаться в живых
Мытарства плена для 23-летнего красноармейца Харитонова, исключенного из списка военнослужащих РККА как без вести пропавшего, начались в сентябре 1941 года.
Первый концентрационный лагерь – Дарницкий лес. Украина. Территория бывшего военного городка на окраине Дарницы в три-четыре ряда обнесена колючей проволокой. Голая песчаная площадь лагеря разгорожена на сектора.
По углам - башни с пулеметами.
По периметру - надзиратели с собаками. В Дарницу конвоировали тысячи красноармейцев, попавших в Киевский котел. Вновь прибывших первые дни морили голодом. В попытках утолить голод и жажду военнопленные ели траву, пили дождевую воду. За малейшие проступки или выражение недовольства - расстрел, за непокорность - удары прикладов и сапог. В таких условиях на протяжении двух месяцев Михаил старался не пасть духом и сохранить в себе человека. После - этап в житомирский лагерь Богуния.
Выживать в деревянном, почерневшем от сырости бараке бывшей Врангелевки пришлось без малого пять месяцев. Почти все солдаты, неузнанные офицеры и медперсонал попали сюда из окружения под Киевом. Как в Дарнице, лагерь в три ряда был обнесен колючей проволокой, поделен на отсеки. В каждом - три-четыре тысячи пленных. Заградительные сооружения - еще не все: на вышках - часовые с автоматами, до утренней поверки лагерный плац освещали фонари. Один из секторов - госпиталь «Кранкенлазарет». На четыре тысячи раненых и больных - двести докторов и медбратьев, выделенных из числа пленных. В каждом блоке - свой главврач, но лечить больных нечем. Смертей добавлял голод: суточный пищевой рацион состоял из 250 грам-
мов эрзац-хлеба и двух литров «баланды». «Хлеб» выпекался из германской муки «Шпельцмель» - суррогата мякины с примесью крахмала. Баланда готовилась из шелухи гречихи и проса, неочищенного и полусгнившего картофеля. Нередко по распоряжению коменданта пища приготовлялась из падали, подбираемой в окрестностях «лазарета».
О том, чтобы принять душ, речи не шло. Воду включали исключительно для приготовления баланды и мытья котлов. Личные котелки пленные «мыли», вымакивая «хлебом». В условиях антисанитарии нары обживали не только пленники, но и вши. С мертвых паразиты колониями переселялись на живых. Изможденные, морально истощенные люди нередко отказывались бороться за жизнь: каждое утро теми же тачками, на которых привозили шелуху для баланды, санитары вывозили мертвых. Михаил боролся.
В мае 1942 года его этапировали во Владимиро-Волынск Западной Украины. Вышки с пулеметами, колючая проволока, казармы, собаки, баланда, вши – все повторилось. Что добавилось, так проволочные плетки бандеровок.
В августе 1942 года, когда немцы с румынами входили в кубанскую станицу Старо-Михайловскую, где у Михаила остались мать и отец, его самого вывезли в польский лагерь военнопленных «Ченстохов». Потом были концентрационный лагерь офлаг XIII D, развернутый на территории полигона Хаммельбурга, и шталаг XIII D, больше известный как Нюрнберг-Лангвассер. Именно здесь после войны вершился суд над нацистской идеологией и военными преступниками.
В Нюрнберге узник Харитонов впервые привлекся к труду - работал разнорабочим в вещевых складах обмундирования военнопленных.
Долгая дорога домой
Долгая дорога домой началась для Михаила Харитонова 22 апреля 1945 года: два месяца он провел в фильтрационном лагере Дрездена, еще полтора месяца - в сборно-пересыльном пункте украинского города Ковель. Получив заключение «Проверку прошел успешно», он думал только об одном: как вернется домой, как встретит отца, мать, братьев.
На отчий двор Михаил ступил в середине сентября. Отец не встретил.
Николай Дмитриевич ушел из жизни за год до Победы. Без того слабое здоровье он подорвал в дни оккупации, скрываясь в плавнях. Низкий берег реки, поросший камышом, укрывал и раненого бойца: в дни отступления Красной армии его приютила, выходила и увела на окраину станицы мать Михаила Татьяна Васильевна.
Младший брат Василий вернулся с фронта не один – привез жену, медсестричку санбата Матрену. В дни Курской битвы командира саперной роты, старшего лейтенанта Харитонова она приметила в груде бездыханных тел. Потянула за сапог – жив.
Спустя две недели по возвращении в Старо-Михайловскую, Михаил вернулся к работе счетовода колхоза им. Ворошилова.
И тоже в скором времени обзавелся семьей. Комсомолку Марию Стешину нисколько не смутила зарубка в биографии мужа «был в плену». Что такое плен – она знала по себе: зимой 1943 года из застенок гестапо ее освободили стремительно наступавшие части Красной армии.
Через год Михаил и Мария стали родителями первенца, будущего академика РАН, героя Труда Кубани Евгения Харитонова. Именно Евгений Михайлович в свое время запросил учетное дело отца. Благодаря ему мы сегодня читаем строчки, долгое время скрывающиеся под скрепой грифа «Совершенно секретно».
ГЛАВНЫЕ НОВОСТИ: https://t.me/kurganinskie
